“Пакой” нумар нуль. Прадчуванне іншага пісьменнага.

Новае — заўсёды ўскраіна сэнсаў. Паштоўкі з памежжа банальнага і невыноснага. Яны не паўстаюць, а здараюцца. І калі пашчасціць, ты ацалееш пасярод гэтага джаза. І калі атрымаецца — не пашкадуеш аб гэтым. Новыя аўтар_кі нязграбныя і нязручныя. У іх свае разлікі з часам, сабой і краінай. Іх ніхто не замаўляў і мала хто чакаў. Але новыя шурпатыя прарастаюць праз адчай, шызу і дэпрэсняк, каб давесці галоўнае — спакою няма. А вось “Пакой” цяпер ёсць.

«Пакой»: близкие голоса, застывшие жизни

По-хорошему, у нас не должно было быть возможности прочитать эти тексты. Их не опубликует литературный журнал «Дзеяслоў», они не интересны ни экстремистским изданиям вроде «Нашей Нивы» и «Зеркала», ни пропагандистским вроде «СБ» и «Минской правды», а — что еще важнее — под описание картинки в инстаграме или как пост в телеграм-канале их тоже не опубликуешь. Эти тексты должны были остаться спрятанными в шуфлядках столов — но каким-то случайным образом оформились в печатный сборник.

Одиночество в отношениях с любовником, смерть бабушки, депрессия, свидания, поход к гинекологу, походы в баню как «странный подвиг, который делает рутину жизни возвышенной», разъезды-переезды, вызванные эмиграцией, и целые водопады воспоминаний — о мамином свитере, дедушкиных лодках, папиной нежности — вот о чем можно прочитать в сборнике «Пакой», который объединил истории в стиле автофикшн. А также о травмах, которые вспоминаются как «огненная комета боли, черная дыра вины».

Активистка Кэрол Ханиш когда-то декларировала лозунг «Личное — это политическое», и, безусловно, несмотря на интимность текстов, в каждом из этих своеобразных «свидетельств» косвенно нашел отражение многообразный спектр социальных и политических проблем: эмиграция, сексуальное насилие над несовершеннолетними, потерянность и заброшенность молодых людей в современном мире, конфликты между «отцами и детьми». Многие из авторов делают очень тонкие наблюдения за другими людьми (Дарья Трайден, Кирилл Михайлович, Света Яршевич и другие), а некоторые даже сознательно пытаются выйти за рамки личной проблематики и подняться до уровня осмысления неких социальных феноменов (Тони Лашден, Мила Ведрова).

Большинство же текстов этого сборника (пока) остаются зарисовками состояний, воспоминаний, нанизыванием поэтических образов одного на другой. Говоря словами одной из авторок, «в словах невозможно ни спасение, ни выход, ни поиск. Ими дробится что-то между нами, что-то между нами расслаивается, мы залипаем в этом густом наложении оболочек и тканей, ничего не происходит».

Для каждого из авторов главное произведение искусства — прежде всего сама жизнь, которую они стремятся задокументировать. Иногда эта жизнь действительно похожа на арт, которому позавидует Рената Литвинова: «П. часто приходила ночью. Мы делали пиццу с квашеной капустой. У нее всегда был яркий макияж; один раз она готовила чесночные стрелки, одетая в черное вечернее платье. Потом мы ели их вместе с хлебом и запивали вином, П. — из бокала, а я — из большой кружки, потому что второго бокала не было; мы ставили их на белую клеенку с черными цветами, ее края были погрызены крысой».

Многие авторы хотят убежать, дистанцироваться от болезненной реальности последних лет, которая никого не щадит, — найти опору в фантазиях или воспоминаниях: «Хачу прызнацца табе: я мару стаць кваркам. Мне лёгка гэта ўявіць. Я маленькая-маленькая. Ты маленькая-маленькая», «Если б мы были жабки, то нам бы было вообще клево. Почему мы не жабки, да?» Или же становятся молчаливыми фиксаторами ранящих проблем и собственного бессилия перед ними: «Больше всего не хочу изображать, если вдруг кто-то решит мне посочувствовать. Социальная игра, в которую я всегда проигрываю», «Я хотел сказать, что мы не очень подходим друг другу <…> А еще я понимал, что не хочу оставаться один. Поэтому я закрыл рот».

В «Пакое», как и полагается интимному пространству, довольно много телесности, хотя не всегда понятно, с какой целью автор(к)и к ней обращаются. Иногда такие натуралистичные подробности выглядят самоцелью, данью трендам, «гендерным исследованиям» или эпатажности, а не подчиненными какой-то художественной идее.

Для меня самым сильным в художественном плане, пожалуй, является текст Милы Ведровой, написанный очень внятно, стройно и абсолютно текуче-естественно, как дыхание, — авторка рассказывает о своем состоянии накануне эмиграции. Образ «дефрагментации города», который сужается и схлопывается, в которым исчезают и уменьшаются здания, для меня очень убедительно передает ощущение тектонических сдвигов, которые происходят в обществе. Текст не распыляется и весь подчинен только одной художественной задаче.

Так или иначе, кажд_ую автор_ку этого сборника хочется поблагодарить за смелость и мужество проявить свой уникальный голос, «выйти из тени» и заговорить о вещах, близких и понятных каждому. Я искренне желаю, чтобы кажд_ая из автор_ок нашл_а дорогу из своей «комнаты» в большой мир, где будет место для творчества, смелости, поддержки, роста и самопроявления.