Тэксты незавершанай эпохі нараджаюць незавершаную крытыку. Каб адбыцца ў палемічным шматгалоссі — калі на двух аўтараў пяць канцэптаў і тры пазіцыі. Крытык спрабуе неяк выруліць на ўцямныя высновы, аднак усё адно сыходзіць у чарговы палёт над гняздом чорнай зязюлі. І тут ёсць свая дзіўнаватая прыгажосць: думка часоў аварыйнай міграцыі заклікае да саўдзелу ў паляванні на сэнсы. Яно робіць чытача непераможным шукальнікам невідавочнага. І ўдзячным сааўтарам тэксту, які яшчэ трэба дадумаць.
Картографируя родину
У асобым стылістычным ужыванні з вялікай літары пішуцца словы Радзіма, Айчына, Чалавек, Мір, Братэрства, Воля і інш.
Слоўнік цяжкасцей беларускай мовы, 2005
Беларусов с детства учат любить Радзіму. Каждый имеющий за плечами опыт беларуской школы наверняка помнит занятия по языку и литературе, где нужно было читать, писать или пересказывать тексты о Родине с большой буквы — “особом стилистическом употреблении” с большими последствиями. Впрочем, любить Родину учили не только в рамках этих занятий: у четвероклассников есть целый предмет “Чалавек і свет. Мая Радзіма — Беларусь” и соответствующий к нему учебник. Практически на первых страницах которого формулируется желаемый порядок вещей:
Якую прыгожую назву мае наша краіна — Беларусь!
А яшчэ мы завём яе Радзіма.
А яшчэ — Бацькаўшчына.
Радзіма — бо тут мы нарадзіліся, бо яна нам самая родная з усіх краін у свеце.
Поле, лес, рэчка, возера, зямля, па якой мы ходзім, вёска ці горад, у якіх мы жывём, — гэта ўсё Радзіма.
Наша краіна завецца таксама Бацькаўшчына — бо яна засталася нам у спадчыну ад бацькоў нашых. А ім ад іх бацькоў — нашых дзядоў. I так — аж ад самых далёкіх продкаў.
Этот порядок вещей заключается в необходимости признания и согласия с тем фактом, что у нас есть страна “Беларусь”, самая родная из всех и доставшаяся в наследство от наших родителей, и со следующей из этого логикой: по этим причинам эту самую Радзіму-Бацькаўшчыну надо любить.
И отвечать за неё или перед ней.
Если вспомнить, что у каждого государства имеются идеологические аппараты (наравне с репрессивными), призванные обеспечивать мягкое подчинение заведённым в этом государстве правилам, то к этому факту приучения любви к Родине можно было бы отнестись вполне спокойно и по-философски (особенно легко, если вы марксист). Однако на практике всё гораздо сложнее. Учитывая, что понятие родины неотделимо от государства, которое в свою очередь является расширением и продолжением семьи (об этом более подробно пишет итальянский психоаналитик Сержио Бенвенуто), неудивительно, что родина — это пространство, которое парадоксальным образом может сочетать в себе любовь с насилием, заботу с жестокостью, чувство безопасности и защищённости с полным их отсутствием.
Собственно такую родину показывает тони лашден на страницах своего сборника “чорны лес” — коллекции рассказов о макабрической беларуской реальности после 2020-го года. Эта реальность — мир хоррора, в котором беларусы и беларуски сталкиваются с насилием во всех его возможных и невозможных формах. Это место, которое не кажется фантастическим или антиутопичным: здесь обитает фрейдовское “Жуткое” — “та разновидность пугающего, которое имеет начало в давно известном, в издавна привычном”. Анализируя феномен жуткого, венский психоаналитик указывал на то, что его характер противоречив. Поскольку немецкое слово “unheimlich” (“жуткий”) помимо отрицания “un” содержит в себе корень “heim”, отсылающий к дому, уюту, чему-то сокровенному, Жутким оказывается то, что должно было быть родным, привычным и потаённым. Но вместо этого выдало себя, показало свою изнанку.
С таким Жутким читатель и сталкивается на страницах “чорнага леса” тони лашден — в этой Беларуси всё выглядит предельно знакомым, родным и узнаваемым, но вместе с тем невероятно пугающим и обещающим нечто страшное.
Например, в рассказе “Заплатишь натурой” речь идёт о переходе границы (событии тревожном по определению), возможном лишь после того, как пограничник вырвет у тебя кусочек кожи специальным штампом. Чтобы потом скормить его рождённому границей зверю — Памежнице. Возможность физически покинуть Беларусь, которая была и становится для беларусов всё большей роскошью, находит в рассказе лашден своё предельное развитие: человеческая плоть становится той платой, которая делает переход границы возможным. Худшее начинается, когда эта плоть начинает заканчиваться:
“Сначала я поступила в университет — это стоило мне правой ноги, на которой не осталось живого места от переходов. А потом мама заболела. И это стоило мне всего остального”.
Памежница — не единственный зверь, обитающий в Беларуси тони лашден. Там можно встретить и других внушающих страх тварей, будь то обитающий на болоте Хищ, или вращи — вросшие в границу предатели родного отечества, оставившие его, но бессильные сопротивляться его зову. “Ну и всё-таки, Володя, как прекрасна беларуская природа, а?” — радостно восклицает один силовик, похлопывая по плечу своего коллегу, после того, как они только что приняли роды… у автозака: “Совсем крошечные, размером не больше котят, они выглядели игрушечными: маленькие серые машинки. Сложно было представить, что вскоре они покроются зелёной краской и обрастут решётками на окнах”. Автозак, задолго до 2020-го года ставший неотъемлемой частью беларуского ландшафта, в рассказе писатель:ницы превращается из молчаливой угрозы насилия в живой объект, делая тем самым ещё более выпуклой истину о том, что любое недовольство властью столкнётся с ещё более жёстким отпором с её стороны.
По большому счёту насилие и угроза насилия являются той субстанцией, которой пропитаны все истории “чорнага леса”, для его героев насилие и его обещание представляют собой неустранимую подложку их существования. Отсюда и следующее за этим чувство тревоги, делающее это существование проблематичным, даже когда ты далёк от источника этой тревоги, которая в одном из рассказов сравнивается с растущим внутри кустом одуванчика — “рубишь корень, а он исходит гадкой молочной сукровицей”.
Родина тони лашден — это мрачное и угнетающее место, которое, как может показаться, забирает все силы и не оставляет места для сопротивления и надежды. Однако это не так. На обратное намекает уже обложка книги — два из тридцати папоротников, собранных во время поиска папараць-кветкі на Логойщине в 2023-м году (о чём нам сообщает соответствующая запись на клапане). Несуществующая, но не становящаяся от этого менее желанной папараць-кветка выступает в качестве ориентира и стремления к более лучшему миру. И хоть этот ориентир недостижим, это не отменяет продолжения поисков.
Следы сопротивления и борьбы встречаются и под обложкой “чорнага леса”. Бежавшая из страны Марийка из рассказа “Земля живых” делает себе убежище из чернозёма — земли, которую её заставляли жрать, и которую она с тех пор носила в себе. В “Земле мёртвых” ушлый и недалёкий российский военный пенсионер, пытавшийся за гроши купить беларускую хату, падает в полевой овраг и не может оттуда выбраться. Его призывы о помощи остаются без внимания: “Беларуская пшеница не говорила на русском и потому никак не могла ему помочь”. В рассказе “Зацветает вода” Мила, приехавшая в провинциальный городок на болоте на поиски исчезнувшей мамы, находит, что их квартира тоже исчезла, растворилась. А потом обнаруживает, что её мама, уставшая от съеденной болотом жизни, слилась с ним, превратилась в кикимору, оставила всё, что её удерживало. “Именно в этот момент Миле открылось, что всё погибнет. Город покроется тиной, и там, где ещё недавно ходил автобус и сновали школьники, там, где бабушки продавали овощи и фрукты, там, где лаяли собаки и тарахтели машины, всё исчезнет в ржавой болотной воде”. Все эти истории имеют мессианский оттенок — побеждённые в них становятся победителями.
Порой подобного рода мессианизм — это уже что-то, от чего можно отталкиваться.
тони лашден
“чорны лес”
Набыць
Ваня Жыгал — гісторык Усходняй Еўропы, філосаф культуры, эсэіст. Нарадзіўся ў 1993 годзе ў Казахстане. Вывучаў гісторыю заходніх славян, крытычную тэорыю, філасофію, усходнееўрапейскія і балканскія даследаванні ў Мінску, Клужы, Варшаве і Фарлі. Публікаваўся ў выданнях “Неприкосновенный запас”, “Post(non)fiction”, “Абдзіраловіч”, “Krytyka Polityczna” и “Nowa Europa Wschodnia”.