Невыносная прыгажосць нестабілу. Крысціна Грэкава пра расцярушанасць быцця.

Смеццевы вецер рушыць наскрозь. Смеццевы вецер прашывае мазгі. Рэклама, бла-бла-бла, прапаганда, зноў рэклама. Як дыхаць у пустэчы? Выразна. Я — сваё сэлфі часоў нестабілу. Гэта літаратура? Хто ведае. Проста вось так напісалася. Проста вось так выгукнулася. Хто не схаваўся — аўтарка не вінаватая.

МЕЖДУ НАМИ ПАМЯТЬ

Я тебя люблю
Нам нужно расстаться

Я тогда еще ездила

Ну, вот собралась за хлебом, — думаю, — а ведь могла бы идти за ​​chleb или там პური или там duona.

Гамарджоба, блядь.

KomtrudBY смс-ку прислал: “Приглашаем для трудоустройства и обучения по востребованным на рынке труда профессиям в управление занятости населения комитета по труду, занятости и социальной защите Мингорисполкома”, — так и прислали, паскуды. Все, на карандашике у этих уже. А я сразу поняла, что это они.
“Приглашаем для трудоустройства”, — так только они пишут. В голове у них так и звучит все это “трудоустройство”, “востребованные”. Занятые им нужны, чтобы не шлялись по улицам без дела. Это ведь работа у человека должна быть, чтобы одеться красиво, выйти из дома. А вот стояла бы польская карта, так хуй бы они дописались и ела бы свой chleb из piekarnia.

Я, когда возвращалась, решила не выбрасывать в “целях безопасности”. Обычно как: удаляешь все, что можешь удалить — историю, переписки, чаты, — проверяешь трусы на предмет экстремистской символики, и все равно трясешься. Они же могут. А тут что-то случилось. Может, 80 Гб бесплатного интернета стало жалко.

Сообщение из чата “Беларусы в Грузии”
Iryna [1.06.22 09:45]
всем привет! может кто-то знает: неподалеку от Тбилиси в какие горы или по каким маршрутам можно сходить? на 1 день, чтобы без авто можно было добраться, и чтобы виды такие красивые прямо)

Что я тут делаю?
Вообще-то хотела отдохнуть: горы, море, перезагрузиться. В итоге никуда не поехала. Сначала не было денег, потом вот это вот все. Какие горы, какое море? Это же не дай бог познакомлюсь там с кем-то или знакомых встречу, можно окончательно ебануться.

Violent [31.05.22 12:40]
Девачки, нужен совет.
Какой тц выбрать для шоппинга лучше всего?
Чтобы я сарафан найти, и босоножки и одеяло с полотенцем.

Гэта ўсё неможливо. Лучше пойду покормлю себя, последнее время постоянно приходится напоминать, что нужно есть. Хотя нет у меня никакого аппетита,
Я даже не знаю, что хочу съесть. Во вторник вот пыталась пожарить котлету для бургера. Приготовила, откусила, а она сырая — расплакалась прямо над тарелкой.

ЦЕНЫ НИЖЕ, К ДОМУ БЛИЖЕ 🧡

Семья магазинов “Доброном” и “Копеечка” вызывает во мне травматичные воспоминания.
Во-первых, какая мы семья? Обычные магазины, где набор непонятных продуктов, которые я не ем, и куча плохого алкоголя. Во-вторых, я постоянно хочу оттуда уйти: шумно, много незнакомых людей, работники с глазами, как у бассет-хаунда. Короче, реально — сцена за новогодним семейным столом:

— Ну, как дела?
 — Нормально.
 — Саша, наливай.
 — Как с работой?
 — Нормально.
 — Может, у тебя кто-то появился?
 — Рая, передай тарталетку.
 — Я же говорила, что встречаюсь с Дашей.
 — Ой, все, про это мне можешь даже не говорить.
 — Давайте.
 — Год был сложный, сначала ковид, потом вот это вот все, хорошо, что закончился. Пускай закончится война.

Ну хоть что-то. Приходится находить темы подальше от моей идентичности, самореализации, политики, да и в принципе подальше от моей жизни. Это даже звучит странно. В общем, продолжаем играть роль семьи магазинов “Доброном” и “Копеечка”. Интересно, я тут “Доброном” или “Копеечка”?
 — “Доброном”.

Иногда, конечно, прорывается. Последний раз было на почве закона о лишении гражданства. Смысл в том, что если вы имеете беларуское гражданство и уехали жить в другую страну, то вас могут лишить беларуского гражданства.
Пиздец.

В это время я как раз находилась “там”:

Звонок в Viber
Мам

— Так вам и надо!
 — Ты о чем?
 — Закон вышел, слышала?
 — Слышала.
 — Так вам и надо!

А я не собиралась никуда переезжать.

Заканчваецца пасадка на аўтобус Минск-Варшава, час адпраўлення 21 гадзіна 45 хвілін.

Колено ноет. Снимаю обувь, нога чувствует горячую батарею. Пытаюсь размять пальцы, чувствую коленную чашечку, она скрипит и разбита. Остановка как возможность расслабится. Собрать коленную чашечку по кусочкам, поставить обратно, там ее место. У вас назначено на май. Не забыть сообщить врачу.

Отменить или подтвердить.
Отменить или подтвердить.
Отменить или подтвердить.

Раньше, когда приезжала в Беларусь, постоянно с кем-то виделась. Хотя между нами расстояние и пропасть: что там, что тут. Мои мосты взрывают, а новые строить не успеваю. Моя последняя связь — прошлое. Его больше нет и скорее всего никогда и не было.

Встречаю Женю, Кирилла, Марту, Лешу. Стоим в баре Studio или где-нибудь еще.

Я вообще отлично. Я прекрасно. Я вообще отлично. Я прекрасно. Как же тут мне хорошо. Как же тут прекрасно. Все намного лучше. Все отлично. Просто класс! Ты переезжай. Не возвращайся. Только попробуй вернуться. Жах, жах, жах, які жах. Там плохо. Тут хорошо. Там убьют. Толькі не вяртайся назад. Я цябе малю. Я тебя умоляю.

Марта говорит, что перестала скучать по вещам. Говорит, что своего ничего не осталось. Она — призрак прошлого, из настоящего — вот цветы теперь сажает в каждом новом доме. Это заземляет.

— Можешь помочь?
 — Конечно

Чтобы посадить растение, нужны: горшок, земля, керамзит, цветок и вода. Беру горшок в правую руку, керамзит — в левую, засыпаю. Беру цветок в правую руку, землю — в левую. Засыпаю. Беру еще землю. Засыпаю. Равномерно вокруг цветка. Беру еще землю. Засыпаю. Утрамбовываю. Поливаю водой. Вырастет?

Свои цветы я передала в родительский дом при переезде. У меня был свой первый, именной. Это росток Монстеры из Легендарного Клуба “Аддис Абеба”. С ним была смешная история: забрала его у Жгировской и пошла в “Карму” на Коммунистической. Мы там спивались и целовались. Оказалась дома, а росточка, моего росточка, дорогого, первого именного, — нет. Пишу им. Думала, уже все, пропала Легенда. Приезжаю, а он лежит, родной, в пакетике с тряпочкой намоченной. Забираю, пересаживаю, выкармливаю. Растет. Теперь там целых пять новых листочков. А вы говорите.

— Как ты выбирала горшок?
 — В магазине, я увидела эту жабу (показывает керамическую жабу) и решила, что её точно надо купить, а потом просто подобрала горшок по цвету. Он хорошо смотрится в интерьере.

Когда приезжаю к родителям, первым делом иду смотреть как там Легенда. Там же хранятся теперь и другие мои растения: один из Гёте-Института. Его закрыли, а растения нужно было куда-то пристроить. Сначала жили у меня, теперь вот у мамы. Интересно, она подозревает, что у нее на подоконнике стоит?

Так вам и надо…

— Ну, как там в Минске?

Ох, бля, тут у меня как правило ступор, вообще не знаю, что отвечать на этот вопрос.

— А что тебе интересно?

И молчит главное, теперь между нами неловкость длинною в веее-еееееееее-ееееечноо-оооооо-ость (тут надо затяжно кричать, чтобы показать насколько вечность длинная, но все равно конечная).

С тех пор, как ты уехала, все засыпало снегом. Он тут даже летом. Хлопья падают бесконечно. Засыпают и каменеют. Я часто гуляю по улице одна. Музыку недавно снова начала слушать, раньше не могла. В общественных пространствах стало больше беларускай мовы, людей стало заметно меньше. Пусто. То есть представляешь, как раньше было пусто? А сейчас вообще пусто. Я понятия не имею кто все эти люди. Хотя однажды летом мы с Сашей сидели у Свислочи, там, где мы все любим сидеть: справа — Колесо Обозрения и Парк Горького, слева — мост, сзади — Дом, В Котором Жил Ли Харви Освальд, по легенде он убил Кеннеди, беларусы почему-то этим очень гордятся. Так вот сидим у самой воды на лестнице, часов пять утра — и тут резко женский крик: “Я люблююююююю жиииииииизнь”. Две тысячи двадцать второй год, вообще-то. Хороший был вечер. Я пошла домой пешком через Филармонию. Рассвет встречала. Иду, а впереди знаешь, рассвет, нет, даже РАС-СВЕТ. Я мотылем на него лечу. По-моему, даже плакала от счастья. Представляешь, иду, все уехали наконец-то, а я одна вдоль проспекта музыку слушаю — счастье. И тут сзади подъезжает Виталик на самокате подвыпивший. Мы все в то утро подвыпившие возвращались:

— Хочешь подвезу? — говорит.
 — Спасибо, дорогой, мне тут недалеко.

Встретить сейчас знакомую_го в Минске — это как встретить первую любовь: трепетно до ужаса, неловко, но обязательно хочется о чем-то переговорить, вы и не знакомы, может, толком, но дать друг другу сигнал нужно:

Я помню
Ты тут
Я тут
Я помню
Ты знаешь
Я знаю
Мы тут
Мы всё знаем
Нет, ну ты представляешь?
2022 год

Потом нешта здарылася. В метро ко мне стали подходить люди и спрашивать, в какую сторону им ехать. А я откуда знаю? Я даже не знаю, в какую мне сторону. Иду по улице, снег в лицо летит, щурюсь, закрываюсь шарфом, накидываю его сверху, как платок, навстречу идет человек в военной форме нараспашку. Типа, на-рас-паш-ку. На улице сдохнуть можно от холода, заходит в общагу БГУ на Октябрьской, пропускаю. Тело сжимается, кричать хочется, а вместо этого выдаю “интересно”. Ничего тут интересного нет. Война.

Минск — застывшая река, покрытая огромным слоем льда. Ходить — опасно, не ходить — нельзя. Идешь по городу и никогда не знаешь на какой улице провалишься. Может, около “Океана”, которого больше нет, а может на улице Билецкого, Чернышевского, Фроликова, Панченко, Карбышева, Одоевского, Уральской, Лесной, Захарова, Волгоградской, Есенина.

Кресты на закате

Свое детство я провела рядом с кладбищем. Летом родители отдавали меня с сестрой к бабушке и дедушке в деревню. Наш дом стоял в самом начале деревни, перед нами еще были баба Вера и те два дома. Сразу за домом — сад, следом — огород, а после — кладбище.

Я любила наблюдать за закатом, оперевшись на крышу погреба: черные кресты на фоне закатного неба, несколько секунд, пока солнце окончательно не сядет — и темнота. Конец дня на фоне могил. И так несколько лет подряд. Умиротворение.

Бабушка умерла 12 марта 2019-го до всего этого пиздеца. Мы еще с тетей шутим, как хорошо, что она умерла до всего этого пиздеца. Я не могу заснуть, лежу за несколько сотен километров утром, ворочаюсь. Никто никогда не звонит в пять утра просто так. И вот звонок. Есть несколько секунд перед тем, когда ты уже знаешь, что человек мертв, и тем, когда твой мир меняется: грудь наполняется смолой, в носу пыжится тысяча иголок, всегда предчувствие до, никогда ощущение после. Вброс адреналина.

Смотрю в окно машины. Сестра за рулем, я на соседнем, мама сзади. Мы едем по трассе М1 в сторону Могилевской области, в мою деревню с крестами и алыми закатами. Завтра будем хоронить бабушку.

Родственники должны сидеть у открытого гроба сутки, спать нельзя, есть нельзя. Я сижу в красивом платье и хустачке, встречаю и провожаю глазами тех, кто приходит и уходит. Бабушка была акушеркой, значит, людей должно быть много. Но тут почти никого не осталось, значит, людей будет не так уж и много. Она много рассказывала о своей жизни, часто одни и те же истории. Я любила слушать одни и те же истории. Рассказала, что бывает: война и голодное детство, бедность и насилие, любовь и забота, труд и уважение, сирень и соловьи, одиночество и боль, сострадание и непонимание, жизнь и смерть. Про жизнь говорила с тяжестью всегда, а о смерти, сколько себя помню, — легко. Так оно и получилось, что жизнь жить тяжело, а умереть можно легко.

[7.12.22 11:07]
пиздец

[7.12.22 11:07]
Што

[7.12.22 11:07]
папа умер

[7.12.22 11:07]
Пиздец

[7.12.22 11:08]
Хочешь созвон?

[7.12.22 11:08]
не пока маша тут

Выхожу за цветами белого цвета: розы или лилии, выкуриваю сигарету и сажусь в такси.

— В Минский крематорий?
 — Да.

Записка в моей руке говорит о любви и прощении. Саша не смогла приехать на похороны своего отца.

— Слишком опасно, — говорят родственники.

А мне не опасно, мне тут естественно. Я живу на кладбище, водитель такси еще так спокойно на меня посмотрел, как будто каждый день возит людей между могилами.

Минский крематорий — массивное здание красного цвета. Алтарь, внутри которого еще алтарь, внутри которого огонь. В отличие от поминальных комнат церквей невероятно светлое помещение. Там есть место для человека внутри и снаружи. Наверху есть купол, куда периодически поднимается взгляд. Я кладу записку с посланием любви и прощения, гроб опускается вниз.

Потом Леша умер.
Мне с тех пор приснилось три сна с ним:

Сон №1
Мы находимся около моря, везде тусовки и какие бараки-киоски. Наша компания спускается в подвал, в какой-то из тусовочных бараков. Вокруг шум, музыка, появляются очки дополненной реальности. Впереди темнота и коридор, надеваю очки, а там — Леша. Танцует под музыку и отрывается

— Ааа, так вот ты где! Я так и знала!

Танцую вместе с ним.

Сон №2
Гуляем, идем снимаем на телефон видео, кто-то говорит, что вот Леша в камере есть!
Не верю своим глазам, смотрю в камеру, а там и правда Леша. Опять спрятался! Нет, ну от технологий ты никуда не спрячешься, мы уже все придумали. Леша смеется.

Сон №3
А вот мы уже в компании в Минске. Едем на кабриолете вместе со Светой Бень и компанией со “Справы”. Я начинаю петь песню “Черная речка” и плакать. Меня успокаивают: мол, хватит уже. Не могу.

Венская опера

Стою на пограничном контроле, играю в гляделки с пограничницей:

— Куда едете?
 — В Вену.
 — С какой целью?
 — На резиденцию.
 — Хорошей дороги.

Интересно, почему она так игриво на меня посмотрела? Приятно. Около аэропорта Вены стоят такси Mercedes S-класса. Я сажусь на поезд, который везет меня в город. В детстве мы всей семьей ездили в деревню на электричке, у нас было 2 огромных баула с едой и какими-то вещами. Иногда мы успевали сесть, а бывало стояли 3 часа. И вот помню, приехали как-то в Борисов и папа выходит из вагона. Я смотрю на него из окна. Он курит, а потом двери закрываются и мы уезжаем, без него. Я тогда еще испугалась, что он навсегда ушел, а оказалось, что это была командировка какая-то. Не люблю электрички. За окном венского поезда мало что похоже на Борисов. Деревья почему-то другие, хотя зеленые и растут из земли, люди внутри тоже другие — без баулов: чемоданы, кейсы, костюмы. Пересаживаюсь в метро, ехать в сторону Ottakring.

— У нас тут парков много, там очень хорошо работается.

Работать у меня совсем не получается, хожу-брожу туда-сюда. Как-то совсем цяжка. Хотя казалось бы: у Моцарта получилось, у Климта получилось, у Фрейда получилось. Наверное, со мной что-то не так. Нет, ну быть такого не может, это все от усталости, это год тяжелый был. Надо сходить развеяться.

Dear all,

‘Dreaming Release’ by Bambi van Balen and OTION starts tomorrow. OTION and Bambi prepared everything for you.
Please be aware that your conformed participation is necessary — enjoy the collective artistic experiment!

All my best

В коридоре апартаментов нас встречают Бамби и Отион. Сидим рядом с прачечной, среди трусов и носков Бамби и Отиона. Заходит пара хорошо одетых американцев:

— Hello! Nice to meet you. We are from NY. Are you?
 — Sinta, Germany.
 — Gloria, Romania.
 — Vladana, Bosnia.
 — Kristina, Belarus.

Какая же между нами огромная пропасть. Это даже не континент, между нами.

Боже, давайте уже скорее выйдем из прачечной и начнем перформанс. Вспышка.

В этом городе я чувствую себя потеряно
Не мои здания
Не мои художники
Не мои музеи
Не мои дороги
Не мои кафе 60-х годов
Тут не ходили ноги моих предков
Тут не ходили на танцы мои родители
Тут не плакали мои одноклассницы
Тут не плакала я 

Тут я впервые поняла, что мы можем расстаться.

Смотрю на фотографии.

Крысціна Грэкава — актрыса, пісьменніца, стэндап-камікеса.
Нарадзілася ў Менску, скончыла Інстытут журналістыкі БДУ. Іграла ў эксперыментальным тэатры “Галава-нага”, “Лабараторыі сацыяльнага тэатра”, выступае ў стэндап клубе імя Зоські Верас. Публікавалася ў “Фігуры”, “Расцяжэнне” і “Пакой”. Піша аўтафікшн, прозу і паэзію.