Нябачная літаратура не хоча заставацца нябачнай. Непрачытанае прагне ўвагі ды разумення. Хай сабе на гэта амаль няма шанцаў. Паэтычны hand made вяртаецца, калі яго не чакаюць. І менавіта таму мае нагоду зрабіцца падзеяй.
Ад рэдакцыі
Мы не публікуем тэксты, якія выдаваліся на паперы ці выкладаліся ў інтэрнэт. Таксама не публікуем кніг цалкам. Аднак для Дзмітрыя Дзмітрыева робім двайное выключэнне. І вось чаму. Сёння на Літрадыё мы публікуем яго кнігу “IMAGO или Каспар Хаузер и засиженные мухами портреты”, якая выйшла ў 2018 годзе ў колькасці 21—25 асобнікаў у выдавецтве... Яна не выходзіла ў выдавецтве. Дзмітры ўласнаручна зрабіў усе асобнікі. Яны разышліся па краўдфандарах, таму пагартаць гэтую кнігу могуць адзінкі.
Уласнаручна зробленныя асобнікі ўтрымлівалі дадатковую інфармацыю-каментар да таго ці іншага вобразу, метафары. Што рабіла больш лёгкім разуменне тэксту. Мы ж публікуем толькі твор, спадзеючыся на тое, што чытач сам дасць рады з пошукам той ці іншай інфармацыі.
Але ўсё ж звярнуліся да аўтара па невялічкі каментар.
Дзмітры распавёў, што ідэя кнігі з’явілася тады, калі ён вырашыў даведацца больш пра асобу, пра якую ён нешта чуў раней, але занадта мала. Артыкул Вікіпедыі пачынаўся так: “26 мая 1828 года на рынкавай плошчы Нюрнберга быў заўважаны незвычайны падлетак прыкладна 16—17 гадоў”. Чыталася як захапляльны раман. Ніхто не ведаў, адкуль узяўся гэты чалавек, які з цяжкасцю мог размаўляць, але, калі яму далі пяро ды чарніла, ён напісаў сваё імя: Каспар Хаўзер. Адразу ж пайшлі чуткі, што гэта спадкаемца Бадэнскага трона, маўляў, яго ўсё жыццё трымалі ў падвале. Праз пяць год пасля загадкавага з’яўлення Каспар Хаўзер быў не менш загадкавым чынам забіты.
Цыкл складаецца з 20 вершаў. Кожны асобны тэкст — фантазійны партрэт асобы, якая датычная да рамантычнай версіі Каспара Хаўзера — версіі пра скрадзенага прынца. Гэта і гіпатэтычныя бацька і маці, дзед, прадзед, змоўнікі і злачынцы, апекуны і нават — замкі.
Каспар Хаўзер пры жыцці атрымаў мянушку “Дзіця Еўропы”. Таму ўводная частка цыклу мае назву, якая перакладаецца як “Еўрапейскае дзіцё з прабіркі” і мае сімвалічнае запрашэнне да гульні з вобразамі. Дарэчы, усе часткі цыклу маюць назву па-нямецку: імёны, назвы, спасылкі на ключавыя падзеі ў гэтай гісторыі.
Дзмітры адзначае, што, нягледзячы на пэўную безэмацыйнасць аповеду, увесь час адчуваў моцную сувязь са сваім героем. Адчуваў жаль да Каспара і да той нечалавечай несправядлівасці, што з ім адбылася.
Праз адчуванне гэтай “нечалавечнасці” жыццё Каспара Дзмітры запаралеліў з жыццёвым цыклам матыля, і ў вершах гэтыя жыцці — казюркі і чалавека — паралельна развіваюцца і пераплятаюцца.
Уся гэтая гісторыя ўявілася яму падзеленай на тры стадыі развіцця казурак: лічынка як немаўля ў палацы сваіх бацькоў; кокан — жыццё ў каменнай вязніцы пасля выкрадання змоўнікамі; imago — кароткае і прыгожае сваёй загадкай публічнае жыццё. І далей — вечнае месца ў калекцыі энтамолага-даследчыка.
Варта дадаць, што Дзмітры з увагай ставіцца да супадзенняў і бачыць у іх мастацкую вартасьць — як у своеасаблівых рыфмах, створаных самім жыццём. Доўгі час ён не мог вырашыць пытанне з вокладкай для кнігі. Пакуль выпадкова не адшукаў акварэль з выявай матыля, якую напісаў... сам Каспар Хаўзер. Пагадзіцеся, калі ты напісаў кнігу, параўнаў яе героя з матылём, а пасля выявілася, што сам герой намаляваў матыля табе на вокладку, гэта выходзіць за межы выпадковасці ў нейкае іншае вымярэнне.
Паважаючы стаўленне аўтара да супадзенняў, мы публікуем яго кнігу 26 мая, дакладна праз 195 гадоў пасля таго, як Каспар Хаўзер з’явіўся ў Нюрнбергу з двума лістамі ў кішэні.
IMAGO
или
Каспар Хаузер и засиженные мухами портреты
на предметном столе микроскопа
при многократном увеличении
можно наблюдать
как из окаменевшего кокона
появляется беспомощное
шестнадцатилетнее имаго
Casparus Hauser
неуверенно помахивает двумя
ещё не расправленными письмами
в ротовом аппарате особи
зажаты
завернутое в розовое детское одеяльце языка
«я не знаю»
и
бледное, перевязанное голубыми лентами вен,
«я хочу быть кавалеристом»
имеется предположение,
что в начальной фазе жизненного цикла
у экземпляра могла наблюдаться
специфическая функция —
так называемая
серебряная ложечка во рту
пять лет спустя
в темном и пустом зале
кинолектория города Ансбах
будет устроен закрытый показ
научно-популярного фильма
кадры которого продемонстрируют,
как неизвестное насекомое-паразит
окончательно лишает свою жертву
этой особенности
прокалывая её тело жалящей шпажкой —
тонкой-тонкой
серебряной ложечкой для затыкания рта
энтомолог Карл Линней
дал этому явлению
имя Carolinea Prinzip:
это когда жук-самец подвида von Baden
после смерти своей прежней самки Karoline Luise
в морганатическом браке с самкой Luise Karoline
начинает забираться в супружеское ложе
исключительно с другого края
это чтобы Луизу ни разу не назвать Каролиной
Луиза в переживаниях за собственное потомство
начинает тайком укорачивать
его мужские усики
от первого брака
черный royal —
королева-матка
с задранным подолом
держит перед собой не нотную тетрадь —
семейный альбом,
кладку черных жирных личинок
она показывает опылителю
когда
и каких именно наследников
ему следует убрать с пяти веточек
генеалогического древа
и тот услужливо всё исполняет
в темноте
с бесстыдством многоопытного тапёра
её поглаживают по обнаженному брюшку,
теребят её звенящие ворсинки —
светлые и темные
и вдруг — задевают в ней иные струны
и ей кажется:
она — не терзаемая в концертном муравейнике
располовиненная
трехногая
однокрылая
полусветская особь
а невесомая дама красоты —
перепончатокрылая Agnès Sorel
с наполовину обнаженной грудью
и ею владеет — не жесткокрылый гастролёр,
а величественный господин,
чьё лицо целиком окутывает занавес,
чьи черты — скрыты в таинственном дыму
ему не страшны уколы придворных острословов —
он просто делает своё дело
такое сладко дурманящее
и гиблое,
как рой аплодисментов-однодневок
жук
в коробке из-под шведских спичек
падает на спину
и прикидывается мертвым
его пытаются расшевелить
легонько потряхивают коробок
жук начинает притворяется спичкой —
деревянным гробиком огня
коробок начинают трясти
и опрокидывать сильней
до тех пор
пока головка спичечного жука не треснет
липкими
красными
лужицами
огня
игральные кости —
две мухи
внутри белых квадратов оконной рамы
произвольно расставляют точки
выпадает ... и :
... — три дочки на выданье
: — два сына: один на небе, второй — под землей
Собственная смерть в ... : года
игрок
опустошает бокал за бокалом:
ищет идеально чистый
хрустальный купол небосвода
без этого проклятого созвездия...
1811 —
полосатая пчёлка
которая вынашивает под сердцем
не лапки, а сдвоенные колесики:
две кривые конечности
для долгого кружения на одном месте
две изогнутые полоски теста на беременность,
показывающие мальчика-мальчика
две баден-баденские
лабораторные ванночки-ванночки
для опытов по подмене младенцев
два крыла бабочки Monarch,
разбившейся о смотровое окошко экипажа
два кружочка
которыми она обведет в календаре
на следующий год
два дня рождения своей куколки
Белая Дама
через потайную дверь
проникает в спальный покой
новорожденного принца
так бледная моль
под покровом ночи
хозяйничает в монаршем платяном шкафу
на детской ночной рубашке
узорно выгрызает вышитый вензель
и с придворными шелкопрядами
до утра чинит порчу:
прикрывает дырочку фигурной заплаткой —
лепесточком садовника Блохмана
сидит как родное
к вечеру хилая заплатка отвалится
а тетке похищенного младенца —
будущей российской императорской бабочке —
всю жизнь будет сниться на ломаном русском
Blochmann —
рынок tschelowetscheskich bloсh
блошиный рынок,
где покупают для дома
чужую
худую
совсем не нужную
простыню из лепестков роз
две с половиной недели
нерожденное имя
молча билось осенней мухой в окно:
в прозрачную подушку,
которую кладут на лицо обреченной жертвы
в поднесённое ко рту зеркальце,
на котором рисуют остановившееся сердечко
в хрустальную простыню,
которой накрывают с головой
почерневших и высохших от горя
отжужжавших ангелов-хранителей
расширенный зрачок ночи
не замечает черного человека
несущего младенца
на архивной макросъемке
запечатлён лишь черный муравей:
сосредоточено изогнувшись
он переносит в передних лапках
капельку воды
с воздушным пузырьком внутри —
гладкий том прозрачного детектива,
влажно написанного вокруг
насухо вырванной страницы
грудь его новой кормилицы —
молочная камера-обскура
с мягкими проекциями
абсолютно белых картинок
на противоположной стене памяти
он трогает их
и — изображения
засыпают на подушечках пальцев
снятся:
крест —
бабочка
без распятого на ней червячка
скрещенные шпаги —
комариные хоботки
хищно напомаженные красным
лев на задних лапах —
могучий монарх
в тщетной попытке
проплыть по небу баттерфляем
бутылка с запиской,
выловленная рыбаком —
это кусок янтаря
с тремя
застывшими внутри
червячками буквы S —
неудавшимся призывом о помощи
червячок —
тот, что посередине —
не хотел быть комочком наживки — О,
а хотел быть как все —
только рыболовным крючком!
на коробке,
внутри которой сидит
насекомый мальчик,
нарисована лилия
насекомый мальчик рисует в воображении,
что закрытый бутон лилии —
это «Набор для домашнего театра»
с прекрасной насекомой девочкой внутри
и с расправляющим крылья Мотыльком —
порывистым юнцом
и с распускающим лапы Жуком —
похотливым самцом
и с подземным кукольным домиком,
который — дыра дырой
и с неземным королём эльфов,
который, само собой —
прекрасный насекомый мальчик
в последнюю ночь весны
зубная фея
достает из-под подушки полнолуния
растаявшую шоколадку темного неба
и вместо неё —
подкладывает
первый летний зуб
до утра
он непривычно перекатывается во рту
бледным коконом
не совсем наступившего дня
рассвет своим розовым языком
бережно его нащупывает
аккуратно проверяет на шаткость
и настойчиво выдавливает наружу
красивой летней бабочкой Juni-Juli
бабочкой
с милыми
не совсем симметричными
крыльями
её полёт длится
на мгновение дольше
чем падение
августейших яблочных червячков
и вот он —
Casparus Hauser, католик —
на белой скатерти праздничного стола,
за которым,
потиранием передних лапок,
славят триединство
личинки, нимфы, имаго
фасеточный глаз толпы
с интересом изучает его конечности —
четвереньки блестящего наездника
из утробы околевшей лошади
он монотонно жужжит:
хочу стать кавалеристом
по образу и подобию
ему дают лошадку на палочке
весь день
он беспомощно
перебирает лапками на месте
лишь во сне
всё же удается пришпорить
темные бока неба
звёздами
взмахнув хвостом
всё вокруг
приходит в движение
многоножка —
нянькины руки
нерешительно топчутся
вокруг подкидыша
многоножка —
удивлённо вытянутый восклицательный знак
с вопросами во все стороны
многоножка —
по-стариковски густые брови,
назидательно изогнутые
каждый раз новым домиком
паук
медленно подкрадывается
к покрытой паутиной
коллекционной мохнатой бутылочке
мушиного вина
представляя,
что уже пробует его через надрезанное горлышко,
смакует
год и место сбора урожая,
благородство букета
вспоминая,
как вино доходило
в прохладном подвале,
черный дегустатор
цинично сплёвывает
в ведерко
его плевок —
оторванные крылышки
бархатистой виноградинки
он делает надрез —
брызнула красная этикетка
бутылка снова
убирается в подвал
до следующего раза
насекомое и его лапки —
это табуретка с шестью ножками
для крыльев, приставших на цыпочки
это шесть маленьких пистолетов,
заряженных одной жужжащей пулей
светлячок
из сиятельного семейства Stanhope
в последнем сегменте своего брюшка
зажигает надежду — hope
надежда —
ночной павлиний глаз
пытается проморгнуть
попавшее под веко
уличный фонарь
медовая полоска бумаги
для ловли насекомых —
это:
– липкая криминальная колонка
в желтой прессе
– мягкий янтарный шкаф
своими скелетами наружу
– безымянное стихотворение
лежащее на плохо застиранной
фамильной простыне
с тремя звездочками-клопами
эта смерть —
брошенный в парке
энтомологический альбом,
с оставленной в нём закладкой —
стилетом,
протыкающим книжных бабочек
на самом интересном месте
2016
Дзмітры Дзмітрыеў. Аўтар кніг паэзіі “Полое собрание сочинений” (лонгліст прэміі “Дебют”, Масква), “Ліра спіралі” (спецпрэмія “Дэбют”, Мінск), “Эффект наблюдателя”, “Imago” і яшчэ адной незавершанай кнігі. Сваю літаратурную дзейнасьць лічыць скончанай. На дадзены момант — трэнер і гулец бейсбольнага клубу “Leniwce Gdańsk”.