Ева Вежнавец праз прызму ўкраінскага досведу. Піша Юры Валадарскі.

Здараецца, што кніжка ў 140 старонак успрымаецца як нацыянальны эпас. Здараецца, што няхітры расповед пра гісторыю шараговай вясковай глыбінкі робіцца адкрыццём. Усё гэта — пра аповесць Евы Вежнавец “Па што ідзеш, воўча?”, адзін з галоўных твораў сучаснай беларускай літаратуры.

Сто оттенков серого

Бывает, что книжица объемом в 140 страниц воспринимается как национальный эпос. Бывает, что бесхитростный рассказ об истории заурядной сельской глубинки становится откровением. Бывает, что белая надежда среди серой юдоли появляется благодаря союзу пропойцы и вора. Все это — о повести Евы Вежновец «Па што ідзеш, воўча?», одном из главных произведений современной беларуской литературы.

Начнем с предуведомления. Как правило, критик рецензирует текст, созданный внутри культуры, к которой он принадлежит, или адаптированный этой культурой посредством перевода. Здесь ситуация принципиально иная: «Па што ідзеш, воўча?» — беларуская повесть, написанная на беларуском языке и укорененная в беларуской литературной традиции. Взгляд проживающего в Израиле русскоязычного рецензента с украинским бэкграундом на книгу Евы Вежнавец обречен остаться взглядом со стороны. Однако все же со стороны не дальней, но ближней.

Во-первых, нет нужды в переводе: кто знает русский и украинский, тот практически свободно понимает беларуский. Во-вторых, культурные коды постсоветского пространства по большей части остаются общими и не требуют расшифровки. В-третьих, повесть «Па што ідзеш, воўча?» посвящена событиям последних ста лет, а в новейшей истории Беларуси и Украины великое множество схожих сюжетов. Преимущественно не слишком радостных. Если без экивоков — жестоких, страшных, кровавых.

«Горшай хваробы, як чалавек, няма на свеце. Нічога ўжо не зробіш, як пачуў чалавек кроў і нажыву».

Место действия — Любанщина, беларуская глушь, сёла в антураже лесов и болот; в аннотации жанр повести обозначен как «болотная сказка». Время действия, как уже было отмечено, растягивается на столетие. Общий век приравнивается к частному: сто лет истории края — это еще и сто лет жизни одной из героинь, Дорофеи Сирош. Потомственной знахарки, шептухи, ведуньи, травницы, лишенной женской привлекательности и выглядевшей «як партрэт Гётэ з падручніка нямецкай». Пережившей «дзве вайны і дзевяць улад». Сшивающей на живую нитку своей судьбы эпохи еврейских погромов и освоения космоса, принудительной коллективизации и беспроводного интернета, нацистской оккупации и нынешней тирании. Впрочем, о последней в книге, опубликованной в Беларуси, по понятным причинам не сказано ни слова.

К домовине бабки читателя приводит ее внучка, потрепанная судьбой женщина средних лет, в прошлом библиотекарша, ныне неудачливая гастарбайтерша и тихая алкоголичка. Текст открывается сценой в духе Вен. Ерофеева: Рина Сирош в вокзальном туалете открывает бутылку вина ключом, не подходящим ни к какой известной ей двери, и облизывает ключ, чтобы не пропало ни капли. В Германии за пьянство ее выгнали с работы и лишили жилья, а теперь еще и любимая бабка Дорофея отдала богу душу. Непутевая Рина, белая ворона и серая мышь в одном лице, решает, что единственный приемлемый для нее путь — возвращение домой.

«У беларускіх прыбіральнях нават піць цяжка — душа не прымае. Жмут бруднай мешкавіны на трубах, іржавы ручаёк у чарупіне, смурод, сірочая нішчымніца — ні паперы табе, ні мыла»

После относительно пространной интродукции Рина уступает место на авансцене Дорофее. Также Вежнавец на добрые полкниги делегирует ей полномочия рассказчика: историю ХХ века в одном отдельно взятом болотистом крае она излагает с обескураживающим прямодушием и без малейших прикрас. Спокойным ровным голосом старуха Дорошка рассказывает Рине об изменах и предательствах, изнасилованиях и грабежах, убийствах и казнях. Получается самая что ни на есть народная история — без лишних рефлексий, без идеологических предубеждений, без спекулятивных обобщений.

«Вялікія балаты ў нас, непраходныя, а чалавеку ні схову, ані спасу няма. Як захочуць, то дастануць цябе і выкалацяць усю душу — ці ваўкі, ці ўласці».

Польское владычество, большевистский произвол, фашистский террор... Характерно, что аборигены в этой круговерти выступают не только в качестве страдающей стороны. Самые расчетливые и беспринципные охотно присоединяются к господствующей силе; сюзерены зачастую творят злодеяния руками вассалов-коллаборантов, причем судьбы убийц и убитых сплетаются намертво. В биографиях основных персонажей «Па што ідзеш, воўча?» полным-полно таких мертвых узлов. Один из них — генеалогическое древо Рины Сирош, в котором нашлось место как организатору еврейских погромов, так и жертве Холокоста.

«Павел, бацька твой, ціхі, як вада ў роце. У ім душагубская кроў ваюе з жыдоўскай, от зачым. Душагубская кроў сільна — кінеш яе на камень, дык яна ўздымаецца, сіпіць, паўзе, як змяя. А праведная, святая сплывае па камені — і слядочку па ёй няма. А як намяшаць, дык і выйдзе ні тое ні сёе, тхлань нейкая».

Повесть Вежнавец любопытным образом перекликается с недавними текстами украинской литературы, где переосмысление национальной истории стало одним из ведущих трендов последних десятилетий. Больше всего параллелей можно провести с романом «Століття Якова» Владимира Лиса, тоже емким и небольшим по объему. Его действие также развивается в Полесье, только в украинской его части, власть над которой опять-таки принадлежит то полякам, то немцам, то русским, причем каждый следующий хозяин хуже предыдущего. Наконец, заглавный герой, также преодолевающий столетний рубеж, несмотря на известные слабости характера, пользуется очевидной симпатией автора.

Однако по манере письма Вежнавец заметно отличается как от Лиса, так и от других прозаиков Западной Украины (Мария Матиос, Оксана Забужко, Василь Махно и др.), посвятивших деконструкции украинской истории куда более объемные сочинения. «Па што ідзеш, воўча?» — отнюдь не традиционная деревенская проза. Бесстрастный, исполненный фаталистической иронии голос автора в ней напрочь лишен архаичности и сентиментальности, а прямая речь Дорофеи не только простосердечна, но также груба, как здешний подзол, и горюча, как местный торфяник.

Вопрос «Па што ідзеш, воўча?» в романе имеет конкретный ответ: «Па астатняе», он звучит в названии одного из разделов повести. Волки в ней упоминаются многажды, можно сказать, проходят серой нитью через весь текст. Один следует за юной Риной, которая, испугавшись по девичьему невежеству первых месячных, отправляется искать смерть в лесную чащу. Другого голыми руками побеждает местная легенда Танька Золотая Стрекоза: «засунула яму ў зяпу руку, ухапіла за язык і прывяла ў вёску, дзе звера дабілі доўбнямі». Третий перебегает дорогу будущим родителям Рины сразу после их свадьбы, что не сулит ничего хорошего — серый волк хуже черного кота. После Второй мировой обнаглевших волков годами не могут выгнать с заброшенных хуторов.

Волк у Вежнавец — олицетворение фатума, злого рока, ненасытной беды, которая за многие века, а особенно за последнее столетие насквозь пропитала беларуские болота. Автор настаивает, что шерсть этого зверя многоцветна: «Хто выдумаў, нібыта воўк шэры? Воўк паўтарае ўсе фарбы позняе восені — шарсцінка як мокры пясок, другая — як белы мох, трэцяя — як гліна, чацвёртая — як мокрая алешына, пятая — як торф...». Можно перечислить добрую сотню оттенков, и тем не менее, как волка ни крути, все это будут оттенки серого. Серого неблагополучия, серого ожесточения, безутешного серого горя.

«Ніякія нашэпты і адвары не памогуць, як людзям есці няма чаго. Бывала, прыйду, а там дзіця няшчаснае плача-заліваецца, і маці з ім. Кажу, вазьмі ты, маладзіца, ды дай яго галоўкай аб калодку. Ён у цябе не жылец»

Антитезой к тотальной серости служит Белый слуп, колодец, «каторы пранізвае зямлю да сярэдзіны, дзе белы рай». В 1920-е во время варварской мелиорации Белый слуп засыпали, в 1930-е местные жители его откопали, в 1940-е нацисты сбрасывали в колодец младенцев, в 1950-е он стал местом паломничества болезных и увечных, потом его снова засыпали, да так, что вроде и не найти. История у Белого слупа, мягко говоря, сомнительная, но других святых мест здесь, извините, нет. Дальше — чистая тебе сказка: согласно байкам Дорофеи, колодец должны откопать «горкі п’яніца, злодзей і дзявіца». Первая в этой не слишком святой троице, конечно же, Рина.

Вот только обольщаться не следует. Концовка повести никак не тянет на хэппи энд, за обманчиво благостным эпилогом следует дополнительная мрачная глава под названием «Семь смертей». Все семь покойников, ушедших на тот свет в течение недели после похорон Дорофеи, — мужчины, и лишь один из них умирает от естественных причин на белой больничной простыне. Остальные, как тут водится, становятся жертвами насилия или алкоголя. Болотистый край остается при своих имманентных свойствах. По следу каждого здешнего обитателя, переливаясь сотней оттенков неизбывного серого и выжидая своего часа, идет персональный волк.

В 2021-м «Па што ідзеш, воўча?» была удостоена премии Ежи Гедройца, то есть признана лучшей художественной книгой года в Беларуси. Настоящее имя автора — Светлана Курс. Как и многие другие беларуские литераторы, она сейчас живет за рубежом, в Польше. По словам писательницы, все истории в ее повести невыдуманные. «У гэтай справе я была толькі кампілятарам, — уверяет Вежнавец, — маёй заслугі тут няма».

Юры Валадарскі (1965, Кіеў) — крытык, журналіст, публіцыст, культурны арганізатар. Працаваў ва ўкраінскіх часопісах “Афиша”, “10 дней”, “Профиль”, быў рэдактарам аддзела культуры і намеснікам галоўнага рэдактара газеты “24”. З 2005 па 2022 гады — пастаянны літаратурны аглядальнік часопіса “ШО”, вёў аўтарскую рубрыку “Книжный дозор”, Аўтар кнігі вершаў “Записки живца” (1998), складальнік зборніка “Небо этого лета. Рассказы украинских писателей” (2015, сумесны праект з Людмілай Уліцкай). З сакавіка 2022 года жыве ў Хайфе.