Замежны погляд заўжды цікавы. Ён вызначае нечаканае і чытае паміж радкоў. Пазбаўляе звычайнай зорнасці і пераглядае рэпутацыі. Але ж калі ўхваляе — дык таксама па гамбургскім рахунку. Украінскі крытык Юры Валадарскі гэтым разам дае нырца ў (не)містычныя аповесці Уладзіміра Арлова.

Сны о чем-то большем

Ночные танцы сомнамбул на крыше заброшенного долгостроя. Визиты черного человека, спасающего жизнь теряющемуся в догадках рассказчику. Гостиничные призраки, таинственные двойники и навязчивые соблазны, которыми манит героя безумная дама в зеленых одеяниях. Вроде бы во всех трех повестях, вошедших в сборник Владимира Арлова «Танцы над горадам», перманентно возникает нечто сверхъестественное. Но на самом деле это не точно.

«Танцы над горадам» вышли в 2017-м и год спустя принесли автору премию Ежи Гедройца. Для литературных кругов Беларуси книга стала в какой-то степени сюрпризом. Во-первых, Арлов долгое время не писал художественную прозу. Во-вторых, в «Танцах» он утвердился на необычной для себя территории, где метафизика не просто вторгается в привычный физический мир, но и оказывается более важной, чем повседневная действительность. Уже в самих названиях повестей — «Танцы над горадам», «Чорны чалавек на зялёнай канапе», «Дом з дамавікамі» — отчетливо звучат мистические мотивы.

Перад сном я зачыніўся ў спальні і паспрабаваў чытаць захопленага з дому Марка Аўрэлія. Утульны томік разгарнуўся на кнізе сёмай: Усё матэрыяльнае вельмі хутка знікае ў сусветнай сутнасці… І памяць пра ўсё не менш хутка знаходзіць сваю магілу ў вечнасці.

В первой повествователь вспоминает канун окончания школы, когда он под ночными звездами танцевал на крыше недостроенного здания в компании своего учителя астрономии, юной гимнастки, еще двух молодых женщин и не чуждой хореографии кошки. Вторая тоже написана от первого лица: в ней к тому самому литератору (но уже немолодому) опять же по ночам наведывается загадочный чернокожий почти обнаженный субъект, который усаживается на зеленую кушетку и не произносит ни слова. В третьей повести беларуский писатель, презентующий свою книгу в Швеции, сперва ощущает присутствие потусторонних сил, а потом становится предметом любовного интереса некой экзальтированной особы. Заявляющей, что с оными силами она неплохо знакома.

С одной стороны, наличие мистики во всех трех повестях может показаться очевидным. С другой, не исключено, что это только кажется. Ночные танцы четко отделены от реальности, сомнамбулические приключения рассказчика могут быть не более чем повторяющимися сновидениями. Явления черного человека нетрудно приписать игре воображения, свойственной творческим натурам. Аналогичным образом объясняются странные события «Дома з дамавікамі»: придирчивый взгляд не обнаружит в них ничего такого уж невероятного. По большому счету в книге Арлова нет ни одной ситуации, которую можно однозначно трактовать как явление чуда.

Формально первые две повести связаны между собой тесней, чем каждая из них с третьей. У «Танцаў над горадам» и «Чорнага чалавека на зялёнай канапе» один и тот же повествователь, воспринимающийся как alter ego автора. К тому же некоторые действующие лица и обстоятельства первого текста упоминаются во втором. Тем не менее, если говорить об основных смыслах книги, особняком в ней стоит все-таки заглавная повесть. Именно там Арлов создал образ впечатляющей глубины и многогранности, на фоне которого вторая и третья части сборника выглядят менее важными.

Мы ўсе маглі б, як і даўней, дарыць адно аднаму непараўнальную ні з чым радасць. Радасць, якую нам дадзена адчуваць не таму, што мы яе заслужылі, а — дзеля таго, каб ведаць: на свеце існуе, апрача нечалавечай самоты, і ўсёабдымная чалавечая еднасць.

Что означают безмолвные ночные пляски пяти людей и одной кошки на теплой крыше недостроенной многоэтажки? Единственного ответа на этот вопрос, слава богу, нет, зато множественный так и напрашивается. Танец — это свобода: тут, пожалуй, пояснения излишни. Танец — это творчество, искусство: такая трактовка тоже достаточно очевидна. Танец — это единение с другими: характерно, что персонажи Арлова достигают слаженности движений чисто интуитивно. Танец — это выход за пределы самого себя: так танцевал ницшеанский Заратустра. Танец — это еще и приближение к чему-то высшему: не зря же предаются ему на обращенной к небесам крыше, а не в каком-нибудь подвале.

Наконец, танец — это метафора телесной любви и одновременно прелюдия к ней. В заглавной повести так и происходит: танцы становятся для героя инициацией, порталом в мир чувственных наслаждений, введением в науку страсти нежной. При этом показательно, что метафизические совокупления дают ему ощущения гораздо более сильные и ценные, чем обычные физические. Рутинный секс с одноклассницей в сравнении с дивным таинством соитий, происходящих в сомнамбулических путешествиях рассказчика, напрочь теряет свою привлекательность. Однако же, где либидо, там и мортидо, и «Танцы над горадам» это подтверждают.

Смерць не трэба шукаць. Яна, твая апошняя жанчына, сама знойдзе цябе, і да той сустрэчы лепей падрыхтавацца загадзя, дзеля чаго ўвогуле чалавеку і дадзена жыццё.

В финале первой повести прочитываются реминисценции к «Дэнс, дэнс, дэнс» Харуки Мураками, в романах которого мистика почти обязательный ингредиент, и к Dance me to the end of love Леонарда Коэна. Не рискну утверждать, что они намеренные, — все-таки в книге преобладают отсылки к классическим текстам и авторам. К примеру, в «Доме з дамавікамі» неоднократно упоминаются и цитируются Шекспир и Сервантес, якобы умершие в один и тот же день. Впрочем, учинив очередную черную магию, Арлов тут же предает ее разоблачению: оказывается, что таинственная символика, столь любезная сердцу героя повести, основана на элементарной ошибке. Опять никаких чудес.

Таким же образом проще всего истолковать обескураживающую финальную сцену книги, в которой мистический триллер обрывается на самом интригующем месте, а герой принимается хохотать, словно сбрасывая с себя морок, подобно Алисе, обнаружившей, что вокруг нее всего лишь персонажи из карточной колоды. В литературе это обычное дело: загадки почти всегда оказываются интереснее разгадок. Особенно если разгадок и вовсе нет. Черный человек и дама в зеленом исчезают, не раскрыв своих тайн. Как это часто свойственно не только отдельным объектам и явлениям мироздания, но и всему ему в целом.

Нам остается только продолжать танцевать — как минимум в своих фантазиях. Если у кого не получается, можно утешиться: Владимир Арлов уже сделал это за вас.

Я танчу ў промнях месяцавага святла, калі поўня ўрастае ў зямлю сваімі каранямі, і ў зорныя ночы, што сумуюць без месяца або адпачываюць ад яго. Танчу ў памяць пра юнацтва, пра нашае брацтва, якое будзе жыць, пакуль танчыць хоць адзін з нас.
Танчу ў памяць пра кожнага.

Юры Валадарскі — крытык, журналіст, публіцыст, культурны арганізатар. Працаваў ва ўкраінскіх часопісах “Афиша”, “10 дней”, “Профиль”, быў рэдактарам аддзела культуры і намеснікам галоўнага рэдактара газеты “24”. З 2005 па 2022 гады — пастаянны літаратурны аглядальнік часопіса “ШО”, вёў аўтарскую рубрыку “Книжный дозор”. Аўтар кнігі вершаў “Записки живца” (1998), укладальнік зборніка “Небо этого лета. Рассказы украинских писателей” (2015, сумесны праект з Людмілай Уліцкай). З сакавіка 2022 года жыве ў Хайфе.