Макс Жбанкоў — чалавек з мінулага. Гаваркая істота няяснага статусу. Тубылец архіпелага Беларусь. Аскепак дзіўных часоў свядомага ракенрола, моўнага дысідэнства, інтэлігенцкага вулічнага алка-драйву і залатой эпохі друкаваных індзі-медыя. Цяпер такіх не чытаюць. Цяпер пра іх пішуць. Легенду развінчвае на складнікі Андрэй Дудко.

Рыпит SloMo

Впервые я о Жбанкове услышал от киношных и музыкальных критиков, возмущенных его «обесценивающей риторикой». Потом мне стали попадаться выпады то на заику-Сорокина в клубе Алексиевич, то на «Хрусталь». Тексты выглядели резко, приметно, и всякий раз выделялись среди серого наполнения средних беларуских интернет-страниц. Не всегда в сторону психоделического откровения, заносило и в смежные области — неприязни, раздражения. То, что называется freak out. Неизменным оставалось одно: владение словом.

— Все знают Жбанкова, — сказала мне Юля Артёмова.

Я не знал.

А теперь знаю.

Он стабильно обращался к правильным явлениям во все времена — культурному партизанингу, аутсайдерству и горизонтальным связям. Отстаивал права низовой культуры. По всем критериям свой чувак. С тех пор я, как мальчик из рассказов Рэя Брэдбери, ждал, что он явится волшебником, прочитает мою прозу и просечет всю глубину кайфа, который я хочу донести. О чем напишет в свойственной ему манере, что-то вроде: «Авторское самоудовлетворение. Брызги на лице обывателя» или «Вперед головой. Бычок несуществующему трупу». «Слонимский панчонок Андрей Пинчонок». «Буффало Чергинец кроит коконы из кожи полицейских». Партизанская перекличка вполне в духе его манифестаций. Ему идет эта роль, умудренного старца на одной волне с молодежью.

Но так вышло, что рецензию на Жбанкова пишу я.

Предыдущая книжка («No Style. Белкульт между Вудстоком и “Дажынкамі”») вышла десять лет назад и собрала лучшие тексты 2000—2012 гг.

«SloMo. Хатняя крытыка культурнага дызайну» охватила немного меньший период (2014—2020), но в целом отвечает за десятилетие десятых. Это не книги десятилетий, но книги про десятилетия.

Чем они отличаются? Именно десятилетиями. Изменение авторского ракурса вызвано изменениями в культурной среде. Там, где первая книжка выражает сдержанный оптимизм и упивается павшей на белорусскую культуру свободой и независимостью — «як малады шчанюк, ашалелы ад шчасця скакаць без нагляду», — предвкушает яркое будущее, cловно Дэвид Линч в темных очках, вторая проникается горьким сожалением. В ней начинает брезжить ворчливость. Массированное инфополе приводит к тому, что никто никого не слышит. Радиотишина, анонс-презентация-фотоотчет — и снова тишина. Мы помним это время?

Поле становится все более враждебным. Сверху закручивание гаек, а снизу тотальный игнор, в котором самым ярким и самым логичным событием становится бульбасрач. А предмет этого срача — книжки, кино и выставки — больше никому не нужны и никого не интересуют. Жбанков увлечен, он умеет любить фильмы, музыку и книги, и то, что он любит, он любит изо всей силы. Он умеет передать текстом свою любовь дальше. Такой эмоции сейчас сильно не хватает. Никто всерьез не любит ни музыку, ни фильмы, ни книги. Анонс, презентация, фотоотчет — побежали дальше. А читал ли кто-нибудь эту книгу? Господи, да не будь таким душным! Бежим с нами! А куда? А хрен его знает.

Жбанкова раздражает такое положение вещей, и он настаивает на сопротивлении. Призывает услышать друг друга.

Все более выпуклая с каждым годом дихотомия официоза-андеграунда, накатывающаяся культур-катастрофа, где творческая энергия не может найти себе выхода, томится, как земля под паром. Наливается питанием сырая беларуская земля.

А то мы уже и забыли, как постепенно все накатывалось, из сегодняшнего дня те годы ложно кажутся райскими. Неясно до конца — закручивание гаек совпало с проникновением медийности или является прямым его следствием. Но Жбанков стоит на перекрестке этих двух направлений. Стоит как всегда фотогенично, и ветер невзначай подыгрывает ему, резвясь в белых локонах.

Не обида автора, а констатация обид всех на всех с ростом медиальности. Это и есть культура десятых годов. А кто на кого обижался, уже неважно. Частности.

Помогает жить лишь аномалия под названием искусство.

Стиль, который может резать глаза в безликом плоском стильке журналистской массы остальных текстов глянца или сетевых изданий, в книге выглядит в высшей степени внятно, в высшей степени нормально, именно так книги и должны быть написаны. Настолько красиво о беларуской культуре все равно больше никто не пишет. Это не то чтение, когда ты листаешь страницы одну за другой, как во сне, здесь нужно пропускать через себя каждую фразу. И на одной ты вдруг останавливаешься и долго на нее глядишь, завороженный неожиданной красотой. В принципе, любой книжке больше ничего и не нужно.

Единственный минус — не всегда ясно, что автор подразумевает под тем или иным хлёстким словосочетанием вроде «пограничной шизы». И в чем её отличие от той же «культурной шизофрении».

Способны ли некогда резонансные те или иные тексты срезонировать вместе? Ведь это книга не из тех, когда автор садится и пишет именно книгу. Она составлена из текстов, написанных с разными целями под разные заказы и даже для разных аудиторий, то есть из текстов написанных не в нее. С одной стороны, если вы следили за тем, что пишет Жбанков, то наверняка большинство всего этого уже читали раньше. Потому не ждете ничего нового и пристального внимания на книгу не обратили. С другой — все вместе аккумулирует эффект.

Надо расслабиться, как Стивен Хокинг, и получать удовольствие.

Перед нами попытка осмыслить беларускую культуру в целом. Ощупать всю вавилонскую башню, гомункула на глиняных ногах. Кому-то покажется, что это как осмыслить неосмысляемое, я сам был полон скепсиса. Но на выходе скажу, что в текстах Жбанкова беларуская культура именно что выглядит полной смысла, или хотя бы осмысленной. Конечно, по ним невозможно узнать всё. Это, скорее, пристальный взгляд на предметы газетного внимания, реакция на случайные скачки хайпа, или бросания шняги (в моей терминологии), до мелочей он не опускается. В целом кругозор намного шире, чем у обычного человека, но Жбанков не пишет ничего, о чем не писали бы без него. Он не выходит за темы широкого вещания, как бы ни манифестировал аутсайдерство. Поэтому, мне кажется, неплохой кусок культуры, достойный пера Жбанкова, остался за бортом. Но у нас нет другого Жбанкова с соразмерным талантом, более широким ракурсом и пристальным зрением, который подарил бы нам и эти глубоководные течения.

Наибольшая опасность в его текстах кроется не в том, что они взломают мозги и заставят читать все, о чем он пишет, а именно в том, что читатель удовлетворится красочным текстовым трейлером и не станет больше ничего читать. В случае с моей рецензией может быть та же история.

Хотя где еще найти референс на «Марцева» спустя столько лет?

Примечательно, что в первой книге было обилие русского контента, а во второй его уже нет вовсе. Это тоже вектор.

Жбанков — полноценное дитя девяностых. Запоздалый битломан. Со всеми вытекающими. Формирование ракурса закончилось примерно на втором фильме Тарантино. Все, что позже, уже не оказывало влияния, а лишь встраивалось в утвержденную картину мира. Поэтому я бы не сказал, что Жбанков полноценный критик. Он не обладает ярко выраженным изощренным арсеналом по развинчиванию и вскапыванию. Это работа именно культуролога, человека, заточенного не на деконструкцию, а на осмысление ярких культурных феноменов. То, что воспринимается как «обесценивание», — всего лишь пессимизм. И, как показало время, небезосновательный. Пессимистичное зеркало.

Кому-то эта книга может стать расчесыванием старых ран. Если вы ходили на выставки, следили за премией Гедройца, репостили проходки на концерты, вам в который раз станет до слез жалко, что ничего этого больше нет. Если вы ничего этого не делали, то вряд ли вы и книжку станете читать.

Не нужно никаких книг про две тысячи двадцатый. Достаточно почитать одну эту книгу, чтобы все снова встало перед глазами.

Даже если хочется спорить с одним отдельно взятым текстом, с их корпусом уже не поспоришь.

Я больше люблю читать, чем смотреть. Потому скучаю по новым текстам Жбанкова, которые стали видео. И вместо того, чтобы прибавить значительности, некоторую ее часть словно утратили.

Другое дело — аудиокнига. Тоже не мой формат, но не могу не упомянуть. Потому что аудиоверсию «SloMo» Максим Жбанков делал на пару с Евгением Кучмейно, сильнейшим гродненским музыкантом. Это шесть с половиной часов красоты, эксперимента, который можно слушать как аудиокнигу, а можно и как пространный альбом. Рок-альбом из культурологических статей. Жбанков наконец стал полноценным рок-фронтменом.

Такого не было и больше не будет. Лучший способ убедиться в этом — послушать.

Если ничего про современную беларускую культуру не останется, кроме книги Жбанкова, как воспримет ее восьмирукий мутант из миллионного года (если это будет не Путин)? Улыбнется ли он над фразой про книгу Мартиновича: «танцующий пиджак с пустотой внутри»? Как воспримет ворчание о том, что нет аудитории?

Ну, теперь есть, и что?

Андрэй Дудко. Нарадзіўся ў Слоніме, 1988 г. Прозу пачаў пісаць у 2010 г. Фіналіст конкурсу крытыкаў імя Адама Бабарэкі (2014). Аўтар рамана “Последователь” (2020), сатырычных аповесцей “Поющие мусора” (2021), “Супердада” (2022), зборнікаў “Наша фабрика” (2018), “Калейдоскоп: магазин вечных лампочек” (2019), навэлы “7Б212” (2014). Аўтар і вядучы падкасту “Супердудко” на Літрадыё.